цен на предприятиях. Рекомендовалось ввести общественный контроль над торговлей с привлечением Советов, рабоче-крестьянских инспекций, Наркомторгаи профсоюзов. То есть ценам приказано было упасть — по указанию из Центра и под контролем общественности. Пленум поручил Политбюро ускорить разработку ориентировочного пятилетнего плана, что Молотов теперь вполне поддерживал: «Нам необходим по крайней мере пятилетний план развития промышленности для того, чтобы ориентироваться, как в этом году мы должны развивать нашу промышленность, куда направлять деньги, на какие отрасли, какие районы поднимать, какую промышленность обновлять, какие новые заводы строить»[565].

Причины для очередного тура внутрипартийной схватки и для окончательной утраты Сталиным и Молотовым какого-либо благодушия обнаружились в основном на берегах Туманного Альбиона. 23 февраля 1927 года последовала «нота Чемберлена», в которой советское правительство обвинялось во вмешательстве во внутренние дела Великобритании и предупреждалось о возможном разрыве в связи с этим дипломатических отношений[566]. Это заявление было встречено потоком информации о зловещих замыслах Лондона, что внутри СССР сдетонировало кампанию «военной опасности». «Население старалось запастись предметами первой необходимости: солью, керосином, мукой и т. д.»[567]. Тема «военной угрозы» дала повод оппозиции начать кампанию против недостаточности оборонных усилий, которые мог бы обеспечить творец Красной Армии Троцкий, и против защищаемого сталинистами Генерального совета профсоюзов, не сказавшего ни слова в осуждение «ноты Чемберлена»[568].

Добавился Китай, где не без усилий англичан была создана 300-тысячная «армия умиротворения государства» под командованием Чжан Цзолина, выступившая против армии Чан Кайши, а в Шанхае стали сосредоточиваться британские, американские, французские и японские военнослужащие. 6 апреля с благословения англичан чжанцзолиновцы захватили советское постпредство в Пекине, за этим последовали нападения на советские консульские учреждения в Шанхае, Тяньцзине и Гуанчжоу. Чан Кайши, оказавшись на пороге столкновения с войсками великих держав, меньше всего был готов терпеть какую-либо оппозицию в собственном Гоминьдане. 12 апреля, договорившись с представителями западных стран о невмешательстве, он предпринял меры по разоружению рабочих отрядов, связанных с компартией, и развязал полноценный «белый террор». Гоминьдан раскололся: близкий Коминтерну и КПК Уханьский центр исключил Чан Кайши из партии, а он в ответ создал в Нанкине правительство правого Гоминьдана. Вся политика Москвы в Китае в течение нескольких дней пошла прахом. Оппозиция в ВКП(б) сочла случившееся «Мукденом» для сталинской группировки.

К апрельскому пленуму ЦК Зиновьев написал пространные «Тезисы по китайскому вопросу». Большинство согласилось их обсудить, но отвело на рассмотрение кризиса в Китае не более трех-четырех часов, причем по предложению Молотова соответствующее заседание не стенографировалось. Докладывал Рыков, и в результате все, кроме оппозиционеров, одобрили политику Политбюро. Тезисы Зиновьева даже не раздали. Решениями Политбюро советские военные советники были отозваны из ставки Чан Кайши и частей НРА и прикомандированы к Национальному правительству в Ухане. Связи Москвы и Коминтерна с той частью Гоминьдана, которая примкнула к нанкинскому правительству, прекратились.

Между тем 11 мая в Лондоне полиция заняла помещения торговой делегации СССР и акционерного общества «Аркос». Политбюро создало комиссию в составе Сталина, Молотова, Бухарина, Рыкова, Томского (при обязательном участии Литвинова и Карахана) для принятия «от имени Политбюро всех тех мер, которые являются необходимыми в связи с лондонским налетом»[569]. Решения этой комиссии будут иметь далекоидущие последствия. 23 мая британский кабинет единогласно принял решение о разрыве дипломатических отношений с СССР и аннулировании двустороннего торгового соглашения. 24 мая на заседании пленума ИККИ, где Троцкий и Зиновьев громили Политбюро, появился Сталин: «Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого»[570]. Тот в ответ заявил, что «никто не помог Чемберлену сильнее, чем Сталин с его ложной политикой, особенно в Китае»[571].

25 мая оппозиция сочла своевременным направить в ЦК и в ИККИ «Заявление 83-х», под которым поставили свои подписи видные лидеры оппозиции с дореволюционным стажем: Евдокимов, Зиновьев, Мурадов, Пятаков, Радек, Серебряков, Иван Смирнов, Сафаров, Смилга, Троцкий и др. «Вся наша партийная политика страдает от курса направо… Это все элементы неонэпа. За ними стоит устряловец-спец, а в следующем ряду — нэпман и кулак под фирмой крепкого мужика»[572]. Оппозиция требовала созыва специального пленума ЦК для обсуждения разногласий и гласности для себя при подготовке XV съезда. В начале июня белогвардеец Борис Каверда застрелил на варшавском вокзале полпреда Петра Войкова. На следующий день Сталин писал Молотову: «Чувствуется рука Англии. Хотят спровоцировать конфликт с Польшей… От нас требуется максимум осмотрительности»[573]. Советская реакция вовне была сдержанной. Однако внутри страны убийство Войкова перевело военную угрозу в ожидаемую реальность. «Заявление 83-х» разрослось до заявления трехсот, в том числе за счет полпредов — Каменева, Крестинского, Раковского, Преображенского, Владимира Косиора, Авилова-Глебова, Антонова-Овсеенко и многих других. «Раскрыл я с тихим шорохом глаза страниц… И потянуло порохом от всех границ». Это ощущение Владимира Маяковского, отраженное в стихотворении «Ну что ж!», разделяла тогда вся страна. В самом Кремле возникли опасения по поводу чрезмерного раздувания темы военной опасности. Об этом Молотов говорил на специально созванном совещании в отделе печати ЦК:

— В Центральном комитете много раз стоял перед нами вопрос о том, что за последние месяцы военная агитация увеличивается — явно уменьшились поступления в сберегательные кассы. Военная агитация увеличивается — очереди возникают, нехватка ряда товаров тоже факт. Военная агитация налицо — хлебозаготовки под ударом. Однако можем ли мы из этого сделать вывод, что нужно свернуть военную агитацию? В основном то, что мы сейчас делали и делаем в области военной агитации, вытекало из действительного нашего международного положения[574].

Другим следствием военной тревоги стало очевидное закручивание гаек. На следующий день после убийства Войкова Сталин давал инструкции Молотову: «Надо дать ОГПУ директиву о повальных обысках и арестах монархистов и всякого рода белогвардейцев по всему СССР с целью их полной ликвидации всеми мерами»[575]. Политбюро создало комиссию Ворошилова, которая разработала меры физической охраны центральных учреждений и руководителей страны. С этой поры они уже не ходили по улицам. Другая комиссия — в составе Рыкова, Бухарина и Молотова — готовила дополнительные мероприятия «в связи с усилением активности белогвардейщины и ролью в этом иностранных правительств»[576]. Был ужесточен режим секретности для госучреждений как внутри страны, так и особенно для зарубежных. Прежде всего засекречивалась деятельность по финансированию комдвижения. 7 июля по сообщению комиссии Молотова ПБ утвердило: «В аппарате полпредства (только в 5-ти городах — Берлине, Вене, Стокгольме, Шанхае и Ухане) имеется особо доверенное лицо, через которое т. П-й (Пятницкий. -В. Н.) дает указания и получает извещения о людях и деньгах, особо приходящему в